На краю Земли. Блог копирайтера

Записал Владимир ЧЕТВЕРГОВ

Удивительные собаки в таёжной деревне. Они маются от безделья у крыльца, дремлют на солнышке, высунув язык. Но стоит, скрипнув дверью, выйти во двор и двинуться по улице, сразу настораживаются. А когда ступишь за околицу на таёжную тропу, словно нехотя встряхиваются и бредут сначала позади, потом впереди, оглядываясь, не передумал ли человек вернуться. И, если не вернулся, бодро тропят дорогу, забегая метров на сто, возвращаясь, что-то без устали вынюхивая и выглядывая.
С этим явлением я впервые столкнулся в Никитовке, где заночевал у охотоведа Анатолия Алимасова. С вечера мы рассмотрели с ним карту местности. Меня привлек маршрут на Бельцово, где мечтал побывать давно. Сельцо упоминал в своей книге ещё Пржевальский, как телеграфный пункт линии связи Хабаровск-Ольга. Расстояние от Никитовки до него, примерно, 24 километра по прямой. Разделяет населённые пункты высокий горный хребет.
Ранним октябрьским утром я двинулся в путь и через несколько минут, заметил рванувшего за мной, крупного, очень приметного пса. Сказать, что не обрадовался, было бы неправдой. Всегда приятно идти по дебрям, когда впереди бежит, предупреждая об опасности, четвероногий друг.

Рекс, я назвал так собаку условно, не принадлежал ни к лайкам, ни дворнягам. Это чистый сеттер красноватого оттенка. Когда-то его оставил на время в деревне орнитолог из Владивостока. Здесь пёс заматерел, освоился и составил компанию дружной охотничьей своре, поменяв специализацию с пернатой дичи на зверя.

Постепенно иней спал, уступив место обильной росе. Мы оба вымокли, но продолжали непрерывно шагать по реке Белой, притоку Уссури, перебираясь, то на левый, то на правый берег, используя павшие стволы ильмов и ясеней. В одном месте Рекс облаял, вспрыгнувшего на верхний сук колонка. Зверёк зло фыркал, шипел по-кошачьи, однако убегать не торопился, демонстрируя презрение к опасности и нашей компании.

Поняв, что человек не обнаружил особого интереса к потенциальной добыче, пёс бодро рванул дальше и вскоре выгнал на просеку прикорнувшего в завале козла. Тот, недолго раздумывая, быстро ретировался. Его серый силуэт стрелой мелькнул вдоль каменной россыпи, оставив в памяти красивый прыжок мускулистого тела.

Следующей яркой картиной явилась поросшая лесным орехом большая поляна в кедровнике. Открыл я её случайно, потянувшись за роскошной, свесившейся над тропой кистью винограда. Поднял голову выше и увидел, что гибкие лозы образовали над пространством обширную крышу, метров тридцать в диаметре. С удовольствием походил под ней некоторое время и покинул с сожалением, обязуясь посетить приятный уголок ещё когда-нибудь.

Дальнейший маршрут уже ничем особо не радовал. Я поднимался круто вверх, обливался потом и мечтал быстрее добраться до водораздела, чтобы найти облегчение по дороге вниз. Попавшаяся на спуске самостоятельная стайка домашних свиней среди дубняка, дала повод предположить о близости Бельцово. Но идти пришлось ещё километров пять, прежде чем заметил впереди крыши изб и синевшую среди ветвей полоску Даубихэ.

В селе решил остановиться дня на два. Уже договорился о ночевке с местным жителем, в одиночку строившим себе замысловатый терем на окраине. Даже расположился, бросив рюкзак, в летней кухне. Однако весь план расстроил Рекс, затеявший жесткое выяснение отношений с псом хозяина, изгнав того с собственной будки.

Пришлось извиниться и срочно возвращаться назад в Никитовку, совершенно не передохнув. Близилась ночь, показались первые звёзды. На моё счастье, выглянула над сопками полная луна. Из-за деревьев меня облаивали изюбри, сверкая в глубине чащи изумрудными глазами.
Машинально брёл, спотыкаясь о валуны, вдоль русла какого-то ручья. Интуиция подсказывала, направление выбрано верное, строго на запад. Рекс, не чувствовал вины, периодически подбегал ко мне, словно подбадривая и вдохновляя. Я трепал ему уши и гладил, унизанную репейниками спину, тем самым показывая, что не держу никакой обиды. Изредка надо мной проносились невидимые любопытные совы и я ощущал их бесшумный полёт по потоку воздуха, образованного сильным взмахом пушистых крыльев. Боялся одного, чтобы летающие пикировщики не вцепились когтями в голову.

Ночная тайга была наполнена бурной жизнью и страхом человека, оказавшегося перед дикой таёжной природой вдвоём с беспечным ирландским сеттером.

Владимир ЧЕТВЕРГОВ

Вот она, моя кепка. Легко узнал бы из тысячи. Над козырьком прикручена звезда офицера советской армии. Купил её в Харбинском универмаге, а кокарду в антикварном магазине. Сейчас она красуется на голове продавца мёда. Но я-то не в обиде. Хорошо знаю, каким образом оказалась у нового хозяина. Ну, а он вряд ли догадывается, кто стоит у прилавка.
Дело было пять лет тому назад. Я решил пройти пешком по правому берегу Уссури до Кокшаровки. В районе Краснояровки перебрался через реку. Здесь она шириной метров 80 и глубиной в среднем до метра. И тут оказался перед неизвестным населённым пунктом, огороженным по периметру жердями.

По правде говоря, я слышал, что где-то в этом районе находятся развалины староверческого села Степного. Ещё удивился подобному названию среди тайги. Видимо, дали в память о прежнем месте жительства. Теперь здесь остался целым лишь один домик, служивший кому-то охотничьим зимовьём.

Нахлынувшая грусть быстро развеялась, когда по едва заметной тропинке углубился в заросли лимонника вдоль русла. Кругом ни души, только мошки назойливо вьются перед глазами. А сбоку шумит мощный поток самой длинной реки Приморья.

На ночевку остановился на широкой песчаной косе часов в шесть вечера. Конечно, можно было прошагать до темноты еще километров десять, но для этого пришлось бы ещё раз пересечь реку в брод. Глубины я не знал и промокнуть в общем-то не желал. Кроме того, лучшего места для ночлега трудно было сыскать. Коса продувалась лёгким ветерком, что создавало для кровососов непреодолимое препятствие. Да и песочек за день прогрелся, гарантируя тепло под боком до самого утра.

Я разобрал закидушку, насадил на три крючка по кузнечику и забросил подальше от берега. Теперь оставалось набрать для костра сухого хвороста и поставить на огонь видавший виды котелок. Вскоре тревожно зазвенел колокольчик на леске. Так рваться может только крупная добыча.

Поймалась плеть, рыба похожая на сома, но тоньше, с тремя острыми костяными плавниками. Разделав её, положил в бурлящий кипяток. Через некоторое время добавил соль, перец и лавровый лист. Всё, простейшая уха готова к употреблению.

Ночь прошла сравнительно спокойно. Лишь иногда просыпался, смотрел на яркие звёзды, в тайге они особенно близки, и вслушивался в шум воды. Река делала поворот между скалами и её поток отчаянно бурлил, издавая разнообразные звуки. То, казалось, стучит по рельсам железнодорожный состав, то, словно, рычал громадный неведомый зверь, обижаясь на прилёгшего неподалёку непрошенного соседа.

Утром я доел остатки ужина и провёл разведку. Тропа вдоль правого берега заканчивалась тупиком с большой пасекой. Над ульями клубились пчёлы, запасая последний нектар осенних цветов. Привязанная у двери дома большая собака, несколько раз гавкнув, лениво залезла в будку.
На двери висел своеобразный барометр. Закреплённая сухая ветка какого-то дерева упиралась в надпись «ясно». Ниже были надписи «хмуро», «дождь». Видимо, ветка реагировала на степень влажности воздуха и позволяла хозяину строить собственные прогнозы погоды.
Зашел в избу. Всё, как обычно - большая печь, железная кровать у стенки, два окна. На столе керосиновая лампа, миска с мёдом и ломоть хлеба, вроде приглашения отведать угощение. Я не отказался, отведал и запил колодезной водой.

Подумал, как бы отблагодарить пасечника? Увидев на вешалке старую дерматиновую фуражку, натянул на голову, а взамен повесил свою с длинным козырьком и околышем. Уже в Кокшаровке узнал, что пасека принадлежит некому Симону из Саратовки…
И вот мы повстречались на рынке в Находке, за полтысячи километров от того таёжного, дикого уголка. Пасечник, заметив мой интерес, стал нахваливать мёд, показывая, где липовый, где цветочный, где диморфантовый.

Я поднял банку липового и сказал:
- Здравствуй, Симон.
Пасечник удивлённо склонил голову к правому плечу и произнёс:
- Здравствуй, человек. Только я не Симон, а его внук. А Симона хлопнули ещё в тридцать седьмом. Вместе с братьями, пострадал за веру.
- Это я повесил фуражку на вешалку.
- Спасибо, хорошая оказалась вещь, удобная. Заберёшь назад?
- Нет, носи на здоровье. Я твою затерял.

Мы расстались, словно старые знакомые. Но ведь так оно и было на самом деле. Я пообещал заехать к пасечнику как-нибудь, чтобы снять сюжет и подарить диск. Собираюсь успеть к середине октября до снега, заодно наберу кедровых шишек. Говорят, на них в этом году урожай.

Владимир ЧЕТВЕРГОВ.