Из записей в архиве Коперника

Мне нужен друг. Мне хочется иметь верного союзника, разделяющего все или почти все мои взгляды на жизнь. Мне нужен человек, которому небезразлично мое мнение и моя точка зрения. Также мне важно, чтобы этот человек имел собственное мнение о природе вещей и собственную точку зрения. Мне не нужна слепая последовательница и мне не нужна безответная жертва приложения моего остроумия. Мне нужен друг. Мне нужен добрый, чуткий человек. Нужна женщина, в принципе не способная к склокам и ссорам, как можно более беззлобная и мягкая. Ершистых феминисток просьба не беспокоиться понапрасну – вы не мой типаж, и я – не ваш герой.
А еще она должна быть нежной, любящей и как можно более мягкой. Всегда отвечающей нежностью на нежность. Всегда ласковой. А еще - теплой и желанной.
Верность важна, но не критична. Это означает отнюдь не возможность постоянных взаимных измен. Но еслибы таковая имела место, я, пожалуй, не стал делать из нее страшной трагедии. Горечь и обида имели бы место, желание мстить – нет. Скорее, я искал бы причину в себе, а не в ней.
Андрей, ты наивный мечтатель и идеалист, сказали бы мне друзья. Посторонние сочли бы меня простаком, не знающим жизни, а психиатры усомнились бы в моей вменяемости. Ведь я нарисовал идеал, женщину, которая в реальности существовать не может.
Не может, но существует, какой странный парадокс. Более того, она здесь, рядом, настолько близко, что я ощущаю аромат её волос. Она тихая, нежная, и страшно родная. И на все сто соответствует описанию выше. Хотите, верьте, а хотите - нет.
Я знал её с детства. И у нас, восемнадцатилетних, было чувство, большое, как Черное море, и глубокое, как самая старая шахта Донбасса.
Я работал на шахте, наскоро ужинал и ехал к ней. Каждый день, ну, или почти каждый. Мы проводили вместе много времени, мы наслаждались друг другом. И мы никогда не ссорились – она не давала повода и мягко уходила от конфликта, если он все же назревал.
В один прекрасный день я испугался. Испугался стать частью общего целого, ответственности, новой для себя жизни. Предстояла армия, два года разлуки и мучительного ожидания письма со словами «Прости, я встретила другого…».
Я испугался возможных насмешек и позора, статуса рогоносца и возможного разочарования. С таким же успехом я мог бы бояться цунами посреди пустыни или похищения инопланетянами...
Я вытер об нее ноги. Именно так. Я оскорбил человека, который, оказалось, был привязан ко мне, мелкому ничтожеству, всем сердцем, всеми фибрами души. Оскорбил публично, подло. И совершенно беспочвенно. А после этого перестал отвечать на звонки и всячески избегал случайных встреч. Мне, малолетнему ментальному инвалиду, казалось тогда, что так я сумею избежать проблем в будущем.
Вышло наоборот. С тех пор проблемы преследовали меня на каждом шагу, что бы я ни делал и где бы ни находился. Меня били «деды» и наказывали командиры в армии. Меня предавали друзья и «кидали» партнеры по бизнесу. Меня увольняли с работы на пике карьеры и лишали пособия по безработице в самый неподходящий момент, я заболевал, когда не нужно было, и был до одури здоров, когда стоило заболеть. Все мои начинания и многообещающие проекты превращались в тлен или их плоды доставались не мне. Кто угодно вокруг становился счастливым, но только не я.
Мне не повезло с женой, с профессией, с окружением. Не повезло также и моей жене, которая хлебнула со мной горя, не повезло стране, которая в моем лице приобрела совершенно нелояльного и безответственного гражданина, армии, потратившей на рядового солдата генеральский бюджет.
Я, пьяный до беспамятства, вываливался по трапу из самолета в Тель-Авиве, сидел в кутузке аэропорта Ларнаки, разорил дотла собственный завод, ломал и калечил жизнь родных и близких, живя при этом в роскоши и достатке.
Из тех, которые были ниже или слабее, я просто пил кровь, по мере возможности манипулировал людьми, жил не как-то, а кое-как. Пожрать и выпить, хорошо и дорого одеться, приложив минимум усилий – таков был мой девиз и жизненное кредо.
Так и жил я, говорящее растение-паразит, без понятий и без принципов, долгие двадцать лет. Четыре пятилетки, впрочем, пролетели как одно мгновение, не оставив ничего, кроме смутных воспоминаний и незначительных проблем.
Не знал я, хотя и должен был узнать, что все эти годы где-то жил человек, который продолжал любить меня, и все также был предан мне, уже не телом, но душой.
Двадцать лет и её взрослый сын, судя по всему, умный и порядочный молодой человек. Он никогда не поступит так, как поступил в его годы я. Потому что она воспитала его так, как воспитана сама. Потому что семя, посаженное в добрую почву, дает хорошие плоды.
Как бы я хотел отмотать время назад, очутиться вновь на том злополучном дне рождения, и не говорить того, что прокричал ей в пьяном угаре. Вместо этого я обнял бы ее, и увел домой. И не было бы кошмарной заграницы, этих муторных скитаний, жизни с нелюбимым и не нужным человеком. И не было бы ее мытарств и приключений на краю цивилизации, итальянских вояжей и многого другого. Была бы жизнь, пусть не шикарная, пусть не роскошная, но наша.
Как счастлив бы я был, каждое утро ощущая рядом ее нежную кожу, аромат ее волос.
К сожалению, время нельзя повернуть вспять. Увы, смертным это не дано.
Жизнь отдать готов… да я её уже почти и отдал. Только не ей, имеющей на нее все права, а непонятно кому. Ей не осталось почти ничего. Так, какой-то тип с непонятным прошлым и туманным будущим.
Я редко отдавал долги. Старые долги я не отдавал ни разу. Но этот долг я должен отдать. И это будет нелегко. Я должен ей двадцать лет. Двадцать лет ее молодости, два десятилетия спокойной жизни с любимым человеком, в радости и душевном спокойствии, которых я ее лишил. В пересчете на жизнь после сорока 20 лет конвертируются в сорок, и это по самому минимальному курсу...
Дашь ли ты мне льготный тариф? Скостишь ли срок хотя бы на пару лет? Простишь ли, поймешь? Не знаю, сможешь ли, даже с твоим ангельским характером. Но если сможешь, я буду стараться.
Ты ни в чем не упрекнула меня после нашей встречи. Ты не рассказывала о своей нелегкой жизни и мытарствах в эти 20 лет. Ты щебетала о чем-то веселом, а я думал о твоей душе, огромной, как самый большой океан, о сердце, сумевшем каким-то чудом сохранить частичку такого идиота, как я. Я тотчас же вернулся назад на два десятка лет и понял всё. Я понял, что натворил тот инфантильный юноша. Он разрушил сразу две жизни, свою и твою. Прости, и дай мне возможность вернуть тебе хоть кое-что. А может быть, я сумею вернуть больше...
Автор неизвестен

Любовь и пистолет

Судьба свела нас вместе. Меня, корреспондента краевой газеты «Красное Знамя» и майора КГБ Виталия С., ожидавшего увольнения, после ГКЧП. Я знал его давно, если вспоминать с каких пор, то понадобится отдельный рассказ. Собственно, он не столько служил, сколько играл роль. Откровенно валял дурака и получал за это неплохую зарплату. Официально был председателем комитета солидарности стран Азии и Африки в Находке. Встречал иностранных «передовых» учёных, профсоюзных лидеров, партийных деятелей, устраивал диспуты в местном Интерклубе.
В одной из командировок в Японию Виталий приобрёл рефрижератор на две тонны и не знал, что с ним теперь делать.

 Я к тому времени уже был опытным кооператором, имел опыт купли-продажи. Сошлись на том, что вместе будем приобретать товары, а это прежде всего продукты питания, и развозить их по магазинам Приморского края. Прибыль делить пополам.
Где мы только не носились, в каких только переделках не бывали. Однажды ехали с грузом шампанского из Спасска-Дальнего в Арсеньев. За окнами морозец под 25, позёмка метёт через дорогу, а нам в кабине тепло, уютно и весело. Друг рассказывает о своих профессиональных историях, я – своих. А вспомнить обоим есть что, до бесконечности.

Проезжаем мимо деревни Татьяновки, видим, издали, стоит на обочине фигура. Точнее, баба в тулупе, шалью на голове. Ещё успели удивиться, как так, ведь дальше тайга на 50 километров и лишь затем, следующий населённый пункт - Яковлевка. Уже вечереет. Зачем рискует человек, избрав попутку средством передвижения?
Остановились. Помогли забраться в кабину. А когда женщина сняла тулуп и платок, увидели, что к нам напросилась в попутчики не просто молодая женщина - красавица с роскошными косами, аккуратным носиком, чёрными бровками, синими глазками и пухлыми губками. Вдобавок, дама оказалась очень неразговорчивой и на вопрос, какова причина столь странной поездки, ответила, едва открыв рот, мол, так надо.
Едем, молчим, хотя любопытство разбирает, да и молчать, в общем-то, неудобно. В районе 30-го километра, у карьера, Виталий притормозил. Попросил даму выйти из кабины. «Одеваться?» - поинтересовалась она. «Нет смысла», - усмехнулся друг, доставая из нагрудной кобуры табельный пистолет. Женщина побелела, словно снег и на полусогнутых ногах вывалилась на обледеневшую площадку. Мой компаньон подхватил попутчицу под локоток и повёл ближе к месту выработки камня.
«Убивать будете?»,- прошептала бедолага. «Угу»! - ответил Виталий без иронии. Потом сбегал к валуну, поставил на него консервную банку и вложил оружие в руки «жертве». «Прицелься в банку и стреляй». «Но я никогда еще этого не делала». Друг объяснил, показал, как целиться и посоветовал стрелять, словно в своего злейшего врага.

Раздался хлесткий выстрел, банка слетела с постамента. «Ты в кого стреляла?» - поинтересовался я. «В своего мужа!» - прозвучало в ответ. Мы удивлённо переглянулись. Затем нашли еще несколько банок и постреляли в своё удовольствие.
Происшествие, вначале так напугавшее, раскрепостило нашу спутницу и словно сдружило. Аня откровенно рассказала о себе, о пьянице-муже и работе врачом в Шмаковском санатории. Именно здесь она познакомилась со своим настоящим любимым, капитаном буксира, работающим в порту Ольга. Сейчас, накануне Нового года, женщина, бросив постылого, вдруг решила добраться к своему избраннику на перекладных, чтобы вместе отметить праздник.
Мы ахнули. Вот это авантюра! Ну, ладно, до Татьяновки от трассы Хабаровск-Владивосток рукой подать. Дальше-то как! Автомобили на таёжных дорогах в то время были ещё редкостью, автобусы ходили через день-два, а всего необходимо преодолеть километров 500. Проехали Яковлевку, в Варфоломеевке притормозили у поворота на Кавалерово. На всякий случай спросили у прохожего, давно ли ушёл автобус. Оказалось минут десять назад.
Не раздумывая, развернулись и, вместо направления на Арсеньев, рванули в сторону Кавалерово. Перегнали автобус и затормозили корпусом своей «рефки». Разъяренный водитель выскочил для разборки с нами, держа в руках увесистую монтировку. Мы бы тоже могли достать кое-что и даже показать магические корочки майора КГБ. Вместо этого, Виталий вежливо извинился и кратко объяснил ситуацию. Водитель автобуса понимающе кивнул: «Салон переполнен, но пусть садится рядом, в кресло напарника. Разве против любви попрёшь!»
Виталий попросил ещё задержаться на две минуты. Достал две бутылки шампанского из кузова, вручил шофёру и Ане. Поздравил с наступающим. Мы попрощались, пожелали всем удачи и двинулись дальше реализовывать товар.
Владимир ЧЕТВЕРГОВ

Боевой поход

Нас, солдат срочной службы было трое: пеленгаторщик Олег Сулейманов, "слухач" Витя Легунов и я — радист-двухсторонник. Руководил группой лейтенант Чернышев. На научно-исследовательский корабль мы поднялись по трапу ночью в бухте "Витязь". По заданию командования армии, предстояло пройти вдоль побережья Китая и провести пеленгацию военных объектов потенциального противника. Хотя, какого потенциального? Несколько месяцев назад закончились бои на острове Даманском, погибли наши ребята. Обстановка на границе накалялась.

Нашей задачей была разведка с моря. До сих пор это делалось только с суши. В центре Приморья находился штаб полка. Вдоль границы располагались небольшие подразделения-"точки", снаряженные специальной радиотехникой. "Слухачи" прослушивали определенные частоты, записывали все переговоры между военными частями китайцев. Пеленгаторщики бросали пеленг и засекали передающее устройство. Точка пересечения нескольких пеленгов позволяла точно установить место нахождения вражеской радиостанции. По особенностям сигналов и радиограмм определялся род войск частей. Таким образом, в штабе составлялась точная карта всех воинских группировок противника.
Корабль медленно двигался вдоль побережья. Через каждые сто миль становился на якорь. Мы находились в большой каюте с аппаратурой, здесь же спали и ели. Боевая вахта длилась 12 часов. Затем валялись на кроватях и маялись от безделья, глазея в иллюминаторы на далёкий берег и проходящие мимо пароходы. Связь с командой судна держал лейтенант Чернышев. Точнее, он общался с корабельным офицером-особистом. Это общение носило странный характер. Обычно после ужина командир группы объявлял нам, что идет на сверку карт. Часа через три возвращался вдрызг пьяным. Валился в постель и храпел до утра.
Однажды Олегу Сулейманову и Вите Легунову взбрело на ум сыграть с лейтенантом злую шутку. Когда тот крепко спал, хлопцы вылили под него несколько кружек воды. Чернышев проснулся обескураженным, не знал, чем объяснить нам происхождение огромного мокрого круга на простыне и матрасе. Я пришел на помощь и дружески сказал: "Товарищ лейтенант, чего не бывает по пьянке? Каждый из нас может оказаться на вашем месте". Чтобы замять инцидент и не распространять слухи, сошлись на двух литрах спирта.
В дальнейшем наша морская миссия носила более оживлённый и веселый характер. Лейтенант Чернышев не отрывался от коллектива, не удалялся по вечерам к особисту с техническим спиртом. Его воспитательная роль была как никогда высока. Судя по радиограмме, и командование армии было довольно результатами радиоразведки с борта корабля. По окончанию экспедиции особист торжественно вручил каждому из нас по значку "За дальний морской поход".

В бухте "Витязь" высаживались в сумерках. Матросы шептались, что теперь солдатиков ждут ордена. Однако действительность оказалась более прозаичной. Наградили лишь лейтенанта Чернышева. Ему прикрепили на китель юбилейную медаль "100 лет В.И. Ленину". А наш поход, насколько знаю, оказался первым и последним в истории Новосысоевского полка связи.
Олег Сулейманов, Витя Легунов и я дали подписку о неразглашении военной тайны. Но после похода минуло более сорока лет. Мы живём в другом государстве и в другую эпоху. Поэтому без угрызений совести я рассказываю теперь о том, что осуществлял разведку за суверенным Китаем, не вторгаясь в его пределы, на борту научно-исследовательского судна.
Кроме того, появилась возможность извиниться перед лейтенантом Чернышевым за ту давнюю, невинную солдатскую шалость. Совершенно случайно, мы встретились с ним в поезде "Ново-Чугуевка - Хасан" в 1981 году, он стал главным инженером полка, подполковником. Я — собственным корреспондентом краевой газеты "Красное Знамя". В купе, за бутылкой вина, я не посмел раскрыть офицеру суровую правду о "подмоченной" репутации и он чувствовал себя перед бывшим подчиненным несколько смущенно. С тех пор наши дороги не пересекались ни разу. Теперь я искренне раскаиваюсь в содеянном. Лейтенант, извините меня и моих товарищей. Дай Бог Вам здоровья!
Владимир ЧЕТВЕРГОВ